то едем к себе, в родные места. Там дома коней кормим, поим и содержим. Опять ждём десять дней. Если они появляются, то платят нам по десять рублей за работу и забирают коней. Если нет, то кони наши, и мы вольны с ними делать что хотим. Мы всё делаем, как они желают. Странные они или нет, то не наша забота, только Масторатя[76] знает, какие у них в голове мысли. Значит, есть какой-то интерес, не нашего ума дело. Главное, что у нас по десять рублей так и так будет. Мы с вами за два месяца всего по десять рублей заработали, а тут за две недели сразу десять. Разница, наверное, большая. Садитесь к столу, отдохнём. Мы все, заслужили отдых, – пригласил всех товарищей к столу Урас.

– Вот ты, Урас, про деньги говорил! Деньги мне очень нужны. Скоро свадьбу хочу сыграть. Дадите в займы по три рубля, если удачно коней продадите? На свадьбу не хватает. Отец готовится хлеб с мёдом отвезти в дом невесты, мне ой как деньги нужны. Дадите или нет, вы же мне дуганы? – уточнил Ямаш, с хитринкой и надеждой смотря на спутников.

– Какой ты хитрый, Ямаш. Хитрее самого хитрого будешь. Сам коня продавать не хочешь, а у нас денег просишь. Я, например, уже придумал куда деньги дену. Жене и детям одёжку справлю, до сих пор в лаптях ходят. Родителем жены рубль дать надо, чтоб зятя уважали и привечали. Тёща последнее время и блинов не испечёт, всё недовольна. Вся желчью покрылась, как сосна, смолой. Чем обидел, эту сварливую бабу, сам не знаю. Ты пойми, Ямаш, я тебе друг, но своя рубаха телу ближе. Ты, когда эти деньги отдашь? Через год, а нам сейчас кушать надо, – спокойно ответил Урас.

Третий спутник даже и не ответил, угрюмо посмотрев на разговорчивого парня.

– Аля резвого коня ищет. А вот приеду и скажу: «Аля, отец мой, я нашёл коня, не волнуйся. Не зря ты своего сына вырастил. Он у тебя как Ваня-Овтай или как богатырь Перя, такой же герой»,[77] – засмеялся Ямаш, не обращая внимание на отказ, видимо зная, что другого и не услышал бы.

– Может закончим болтать, есть пора. Уха уже стынет. Давай-ка, Урас, наливай ухи! Корчмы уже хочется, что у деда в Лутовиново прикупили. Не зря с собой столько времени таскали. Уговор же был, как только дело сделаем, так отведаем. Вот выпьем и домом запахнет, родной край приснится. Только ты, Ямаш, не налегай, тебе в дозор до утра. Уход за конями весь провести нужно. Утром часок дадим поспать, отоспишься. Молодому длинный сон не нужен, – сказал Тягай, старший ватаги, бородатый мужичок с хитрыми бегающими глазами.

– Как скажешь оцюня, азор.[78] Перекусить давно пора, -ответил Урас, заканчивая с Ямашем последние приготовления на столе.

– Вот и ляцкас ярхцамс.[79] Приступаем, – ответил Тягай.

Он на правах старшего, разлил в кружки крепкий напиток. Урасу и себе, побольше. Молодому Ямашу меньше, по молодости, и в связи с ночным дежурством. Они чокнулись, выпили, непроизвольно крякнули, удивляясь крепости напитка и одновременно занюхали хлебом.

– Хороша корчма-настойка, крепка перегонка у этого Лутовиновского умельца. Умеет гнать, знает, как и что добавлять. Почти как у нас дома, – заявил старший артели, Тягай.

Затем практически не разговаривая, взялись за уху. Но, если бы и разговаривали, то тульский или рязанский житель, случайно оказавшейся рядом, всё равно бы ничего не понял. Говорили они на своем поволжском языке, мало кому в этих местах известному. При разговорах чередовали русские слова с национальными, известными только этой народности. После плотного закусывания ухой, разговор возобновился вновь. Разговорчивый Ямаш не останавливался.

– Дуганы мои, как хочу я свадьбу справить, заждался этой радости. С любимой моей, красавицей-Анелиной, всё обсуждено, всё договорено. Ох и свадьбу закатим, с прошлого года грибов и ягод заготовлено достойно. Медок есть, хватит и так гостей угостить и на хмельную брагу в достатке. Двух поросей кормим, лелеем. Муки и картошки вдоволь, да много чего ещё есть. Милая она у меня, не зря имя переводится, как баловать и нежить. Ох и заживём после свадьбы, как в старых сказах, душа в душу. Как Ваня-Овтай! – заявил довольный Ямаш.

– А что Ямаш, у вас в Зубовской Поляне, по старинке свадьбы играют? В Спасске, уже и не помнят всех обычаев.[80]

– У нас всё по правилам, предками установленными. Иногда можно и своровать наречённую и запереть в каком-нибудь доме, бане или сарае, пока согласие на свадьбу не даст. Но это так, для шутки ради. Если в серьёз, тогда отец должен заполнить мёдом каравай хлеба, под утро положить на крыльце дома невесты и постучать в окно. Потом громко прокричать о намерении взять её в семью, так чтоб обязательно все домашние услышали. После всего этого убегать что есть мочи. Можно и на коне, на коне сподручнее. Только кони не у всех, а в займы брать дорого. Как правило, за отцом жениха, организовывают погоню, если догонят, тогда не только каравай вернут, могут и тумаков надавать. Если всех договор устраивает и заранее положительный ответ обсуждался, тогда отец невесты или брат следует за ним, давая шанс убежать или ускакать. Несколько позже, у дома жениха, даёт согласие на свадьбу. Но у нас всё договорено, и с отцом невесты и с братом. Решено породниться. Уже и новое имя невесте, жене моей будущей, найдено. Будет называться Вандола, то есть сияющая, сверкающая. У нас всё как у предков раньше было, если жена в дом мужа пришла, тогда получает новое имя, от свекрови.

– Вот вы молодцы, весело у вас! – засмеялся Урас.

– У нас, у засечных[81] так, свои традиции бережём, а за чужими не гонимся. Места у нас хорошие, на реке Парце стоим. Рыбка есть и поля с лесами хорошие, плодовитые места. Быстрее уж домой бы! Урас, а Урас! Ты про «городских» что думаешь сам? Они кто такие? Тот, который ночью с нами был, больно уж умён, студент похоже. Всё о свободе чего-то говорил, о равенстве, грехе богатства. А тот который на берегу с нами был и еду приносил, вообще странный, на девушку похож. Только в штанах и мужской одежде. Зачем он нас попросил показать ему, как кардаз сярхка[82] положено уважить.

– Ямаш успокойся, хватит переживать. Нам какое дело, наши деньги пусть отдадут или коней подарят, вот и всё. Потом хоть Ведява в воду их утащит, хоть Вармава унесёт или Анамаз съест, я горевать и плакать не буду.[83]

– Давайте ещё по одной, под сало. Хватит про этих городских болтать. Расскажи-ка ты, Ямаш, про своего Ваню-Овтай или ещё про кого, повесели нас, – с этими словами Тягай, разлил в кружки по второй порции напитка.

Мужики выпили, крякнули, закусили салом с картошкой. Посидели довольные приемом внутрь напитка, настоянного на тульских травах.

– У в родных местах, на Парце-реке на калган-траве,[84] особом лекарственном корне настаивают. Настойка жизнь продлевает, и ум развивает. Слушайте дальше правду-быль.

Ямаш начал рассказывать: «В каждой местности по-разному про Ваню-Овтая рассказывают, я по-своему расскажу. Жила в одной хорошей и богатой веле сокай,[85] где мёд и масло на столе были каждый день и в каждом доме, одна семья. Состояла она из трёх братьев и отца. Матери не было, умерла он у них, по воле Шакая. Больше Аля-отец так и не женился, духи предков не советовали, так как в родном селе хороших и свободных женщин не было. А из другого села духи брать запретили, боялись, видимо, что попадётся какая-нибудь, последние лапти продаст и удачу из семьи унесёт. Куд-дом стоял, как и положено, по желанию духов леса и воды, на одну треть от истоков реки Мокша. Сами знаете, ближе нельзя, а то ни рыбы, ни удачи не будет. Старшего сына звали Вардям, по-русски Вася, среднего Кведором –